МОСКВА — ВОРОНЕЖ

 

Поезд в ночь, как стальная иголка,

Нижет, нижет янтарные бусы:

Милославское, Заново, Усмань…

И татарская дочь, обернувшись протокой,

Вновь бежит сквозь метель, с побелевшими косами;

Стук монист — в перезвоне колесном.

То ли снег за окном, то ли пепел Рязани,

То ли кони-туманы с разрытых стоянок…

Я вернулся, родная. Метет, замерзая,

 

Ветер-дворник

Пустой

           полустанок.

 

КОЛЫБЕЛЬНАЯ О МЕСЯЦЕ

 

Месяц — лохматый дед,

Рыжая шапка — два уха,

По ольховым лесам идет

Тихо-тихо в туманах-валенках.

 

Собирает темной рукой

В буреломах закаты-яблоки;

Расставляет, шурша камышом,

На реке золотую сеть.

 

Кто в нее попадет — не избудет печали,

Травяных, горьковатых осенних дум.

И тягучая песня — рябиновый мед —

Растечется зарей в перелесках.

 

ЗИМНИЙ ВЕНОК

 

Жуткий видела сон:

Как по белому полю

Шла я в белой рубахе.

Следы — будто вышивка…

            О глухое белесое небо

            Разбивались слова моей песни:

 

            Семик-Троица,

            Я венок совью…

 

Индевелые сохлые травы

Собирала озябшими пальцами.

Индевелые черные травы

Больно жгут.

И ломались они в руках,

И венок заплетался — ломаный.

В нем соцветьями тысячелистника —

Снег.

 

            Семик-Троица…

            Я венок совью

            Своему дружку

            На головушку.

 

Незастывшая в поле река —

Ледяны берега.

Хрусток наст под ногами.

И русый камыш —

Смерзлись волосы

                                 камышиные.

Ветра нет. Я на камне стояла.

 

«Ты прими, река

Холодна, прими

Зимний тот венок,

Мой венок — навек».

 

            Черным кольцом —

            В быструю воду;

            Плеск еле слышный —

            ПЛ сердцу болью

            (Даром, что стылое),

            Птицей — дыхание,

            Белою-белою, —

            К небу…

 

Но река не взяла.

Но холодная — не приняла.

Как натруженной темной рукой,

Леденистой водой

Примывает венок

К берегу.

 

…Просыпаюсь,

                           как будто из проруби вынырнув,

Диким взглядом едва потолок не пробив.

Эта ночка мне душу повынула.

А тебя пусть

                       благословит.

 

ПЕСНЯ ЮРОДИВОЙ

 

— Для чего ты босая идешь

По замерзшей, по зимней земле?

— Напоследок запомнить ее.

Воронье мою землю растащит

Из-под ног. Ничего не поделаю —

Не сгоню, да и людям не крикну:

Будет боязно, сонно и некогда.

 

— Где же тот, за кого тебе пелось?

— Он как был — все один и с другой.

Мы расходимся дальше и дальше.

Что казалось моим, то за ним.

И устала без снега лежать

Молчаливая русая степь.

 

— Обогрей хоть закатом руки.

— Не пускают меня к закату.

Приближаюсь — он дальше, дальше,

Покрываясь ночной золой…

Не осталось в полях тепла.

И безликое ходит Лихо.

Для чего-то бредет босиком

По замерзшей, по зимней земле.

 

* * *

 

За багряной рекой

Пламенеющих дат —

Только тишь,

Только шорох страниц, как камыш.

Пишет ночь на обугленном свитке впотьмах,

Ставит вехи сверхновых на Млечном Пути.

 

Много истин. Правдива, наверно, одна.

Переправа пока впереди, впереди.

И неспешно качается якорь-луна

Позабытой ладьи.

 

ЗАИГРАЙ-ОВРАЖКИ

 

Будет ветер, и будет снег —

Белым полозом, звонкою чешуей.

Пегой облачной кобылицы не сдержишь бег —

Вновь растопчет подковою горячо

Позолоченной; и вонзит

Всадник в сердце змеиное острый луч.

Разольется холодная кровь по низинам,

Заиграет, сбегая с круч.

И, пробив, как скорлупку, опавший лист,

Зазмеится росток зарниц.

 

В ОЖИДАНИИ РАДУГИ

 

Он приходит с работы пораньше,

Долго возится в стареньком гараже.

А жене его отчего-то душно, и мысли

Все звенят, как стрекозы:

Наверное, будет гроза.

 

Он так любит работать по теплому дереву,

Его руки в заусеницах и царапинах, как кора.

Но за городом собираются тучи, и мчатся

Черным валом, закручиваясь на верхах.

 

Он сажает за пазуху кошку,

Заворачивает в драный пиджак кота

И зовет жену посмотреть в гараж.

 

Солнце схлынуло. Солнце слизнулось волной,

Словно детская формочка с пляжа.

По асфальту бежит холодок,

Семенит, как спасающиеся мыши.

Дождь — шипящими стрелами,

Возвратившимся ядом;

Дождь уже на пути к земле.

В темноте гаража пахнет стружкой,

                                                        строительным потом и яблоком.

Там, где сломанная коляска и банки с соленьями,

Возвышается гороогромный, смолистый

Деревянный корабль.

 

Муж выкатывает корабль во двор, отворяет и просит жену:

«Входи».

На лицо тихо падают первые капли.

…Она смотрит в стекло окна.

Там рябая гладь и осенний ветер.

Вспоминает заржавленные качели —

В ворох листьев летала с портфелем.

 

Вспоминает астры и голубей —

Их кормила сварливая дворничиха;

Львиный зев, раскрывавший птенцовые желтые пасти;

И резные домишки, и карие взгляды

Подходивших у рынка дворняг…

А еще тишину корабельного бора,

Медный гул предзакатных полей…

 

Дождь почти перестал.

Сквозь завесу пробились лучи

И стоят вдалеке на воде

Позабытой верстой или дивой.

Может быть, соляным столбом.

 


Эльвира Олеговна Пархоц родилась в Воронеже. Окончила филологический факультет Воронежского государственного университета, в настоящее время — аспирант. Автор сборников стихотворений «Поэзия переходного возраста», «Поэзия переходного возраста–2», «Баснословные птицы» и др. Участник Воронежских областных совещаний молодых литераторов 2013, 2016, 2018 годов. Живет в Воронеже.