* * *

 

Говор галочий убыл.

Встал туман над водой.

Позолоченный купол

застилается тьмой.

От ракит косолапых

наплывает с горы

устоявшийся запах

горьковатой коры.

В пору зрелую лета,

в тихий сумерек час

мир, исполненный света,

не уходит из глаз.

И в душе обретенья

полной темени нет,

лишь отчетливей тени

обозначили свет.

 

ЖЕНЩИНА

 

Полнота скользящих линий —

не могу глаза отвесть.

Что-то в женщинах от лилий

удивительное есть.

Вот одна, нагая, летом

из воды идет — смотри! —

золотым и тайным светом

озаряясь изнутри.

Перед женщиной махровым

клевер стелется, лилов.

Вышла на берег, и словом

поперхнулся сквернослов.

Постоял над косогором,

и взошло в душе его

чувство древнее, с которым

созерцают божество.

Пусть глядит.

И пусть не дышит.

А она встает с травы,

вся в заре, и берег слышит

пенье светлое крови.

Вот пошла легко и ровно,

в белом платье средь берез.

И светла ее корона:

лилия — в узле волос.

 

ПОСЛЕ ДОЖДЯ

 

Всю выпив по капельке воду,

восстала над мокрой землей

синее небесного свода,

алее жар-птицы самой

царь-радуга. Чудо-ворота.

И тянет навстречу ладонь

мальчишка: уж больно охота

потрогать небесный огонь.

Он шепчет, юнец: — Подожди же! —

как будто бы ловит коня.

А конь то подпустит поближе,

то снова отступит, маня…

Уже за чужими дворами,

не веря, глядит сорванец:

царь-радуга в мусорной яме

цветной основала торец!..

Сверкая волшебно и зыбко,

уходит в заоблачный дым

не радуга — неба улыбка

над маленьким другом своим.

 

ЯНТАРНЫЙ СВЕТ

 

Когда стареет женщина,

то, словно б солнцем вечера,

с улыбочкой застенчивой

в ней девочка просвечена.

Все та же в ней дошкольница,

лишь с легшей в прядках снежностью,

сквозит. И сердце полнится

неистребимой нежностью.

Люблю, коль в зрелой женщине

себя веселость вызволит

то мимикой, то жестами,

то хохоточком вызвенит.

Когда на миг проказница

в степенности узнается,

то — лет как нет, и кажется:

все только начинается…

Как мальчик, пляжем шествуя,

в находку смотрит любяще

и видит свет торжественный

внутри янтарной глудищи,

так я с отрадой тайною

ловлю беспеременчиво

зеленое светание

в уже не юной женщине.

Секреты ль утаю мои?

Мне радостно от помысла,

что мы и сами юными

своим любимым помнимся.

Теплы в такой янтарности

любви взаимной чаянья:

ни смерти нет, ни старости

до самого скончания!

 


Владимир Григорьевич Гордейчев (1930–1995). Родился в селе Касторное Центрально-Черноземной области. Окончил Воронежский учительский институт, Литературный институт им. А.М. Горького. Публикуется с 1950 года. Поэт, переводчик, публицист. Работал в журнале «Подъём», избирался руководителем Воронежской писательской организации (1975–1979, 1988–1995). Автор более 30 книг поэзии, ряд его произведений переведены на европейские языки.