Рокот вселенский
- 26.07.2019
* * *
Не в смирительной рубахе, но смиренный,
Дернув ворот, что под петлями ослаб,
Ты растерянно проходишь над геенной —
Полу-ухарь, полу-нежить, полу-раб…
Пусть давно подперты кольями ворота,
Пусть не брита эта сизая щека,
Ничего тебе, родимый, неохота —
И соседи это знают, и века…
Только ухарем «пройтицца» по ухабу,
Только выпятить чахоточную грудь,
Только цыкнуть на испуганную бабу,
Только сыто, после шкалика, икнуть…
Ну а следом и сама придет дремота,
И приснится размалеванная суть.
Ничего тебе, родимый, неохота —
Только выпить да чужое умыкнуть…
Разве к истине бывает путь окольный,
Хоть безумие и тьма со всех сторон?
Но с давным-давно забытой колокольни
Вдруг послышится небесный перезвон.
И почудится немыслимое что-то
В том, как плачет растревоженная медь…
Ничего тебе, родимый, неохота —
Лишь за все это сражаясь, умереть…
* * *
Хоть словом мучусь и дышу,
И мучусь снова,
Но то, что я тебе скажу —
Всего лишь слово.
Напрасно Господа молю,
Темно и пусто.
А то, что я тебя люблю —
Всего лишь чувство.
Густую капельку со лба
Смахну невольно.
А от того, что не судьба —
Всего лишь больно.
Мечталось, но не довелось,
Закрылась дверца…
А что в груди разорвалось —
Всего лишь сердце.
* * *
Тропинка-тростинка, вконец, заплутала во ржи…
Скажи мне, росинка, рассветное небо, скажи,
Что станет с душою, когда вознесется, спеша?
Что станет со мною, когда вознесется душа?
Какие моленья подхватят ее на лету,
Придет ли прозренье, что принял я за слепоту?
Закончатся разом — и тело, и дело, и плоть…
Закончится разум… Закончится даже Господь…
И сон не приснится — он тоже куда-то исчез…
И птица-синица… И руки любимой… И лес…
Лишь голос, звучащий чуть слышно в такую пору,
Мне молвит: «Пропащий… Я — голос… Я тоже умру…
Сменюсь тишиною, что время крадет не спеша.
Но буду с тобою, когда вознесется душа…»
* * *
Позовите меня —
Я приду… И скажу… И заплачу…
Потому что дождит…
Потому что позвали меня.
Выпивохам раздам
эту скользкую, мокрую сдачу —
Пусть содвинут стаканы,
портвейном желудки черня.
И пойдет разговор…
Про погоду… Про деньги и женщин,
Неустроенность быта
И вечный мирской неуют…
Будет вечер пустой
мировой пустотою увенчан,
Мрачно выпьют и снова
торопко и мрачно нальют…
И, отспорив свое,
Не поверят ответному слову.
И почувствуешь —
злоба у парня вскипает в груди.
Опрокинет стакан:
«Уходи подобру-поздорову…»
Опрокинет бутыль:
«Уходи поскорей, уходи…»
Покачнется и вновь
Глухо скажет, что выпили лишку.
А все этот… Заезжий…
Ату его, ешкина вошь…
Скрипнет хлипкая дверь,
На крыльце приобнимешь парнишку…
И нетвердой походкой
Пойдешь вдоль оврага,
пойдешь…
А вокруг — никого…
Лишь голодный и брошенный Шарик
Подбежит на минутку,
Глазами проводит: «Иди…»
Догорает звезда…
Вдалеке остывает фонарик…
И такая тревога… Такая тревога в груди…
* * *
Что-то скрипнет вверху…
Промелькнет суетливая галка,
И гусиное перышко
над головой проплывет.
Быстро август проходит…
Мне августа нынче не жалко —
Пусть скорее минуют
И август, и лето, и год…
Может, просто устал?..
И тоска забродила по венам…
Может, чуть не хватило
касания ласковых рук?..
Только вдруг обожгло?..
О мучительном и сокровенном
Вдруг захочешь кричать —
Неожиданно… Истово… Вдруг…
И слова не нужны —
Разве бренность опишешь словами?
Да и кто их услышит —
напрасные эти слова,
Если август — на склоне,
Тяжелое солнце — над нами.
И о чем-то унылом
Прощально скрипят дерева?
Все труднее ступать —
И здоровье, и лето на склоне.
И все чудится — прежде
был август слегка голубей…
Что останется?.. Горечь…
Да женские эти ладони…
Да пугливая птаха
На узкой ладони твоей…
* * *
Этот рокот вселенский.
Мрачны небеса.
На душе пустота… Только снова
Белоснежным крылом ослепляет глаза
Птица русского слова.
А казалось — Батыи
Всех черных эпох
Закопытили ширь, затоптали.
Знали, слово — основа, за слово — под вздох,
Пусть подохнут в печали…
Только в келье строчил
Неизвестный монах
Книгу жизни, что зла и сурова.
Не за харч, не за славу… Чтоб взмыла сквозь страх
Птица русского слова.
Тяжелы были мысли…
И жить — тяжело.
Жалкий лучик пустив сквозь бойницы,
Солнце тысячи раз за деревья зашло…
Он писал, яснолицый…
Выцветали чернила,
Болело в груди.
Кровью харкал… Знал — нету другого.
И молился, и Бога просил — огради
Птицу русского слова…
Горизонт непонятным
Свеченьем объят.
На Руси, под гортанные крики,
Нынче русские русским по-русски велят
Знать другие языки…
* * *
Эту веру в надежду дает мне любовь —
Лживы все ипостаси иные.
Пусть любовь безнадежна… Пусть горестно вновь,
Пусть копытами бьют вороные…
Говорливые токи идут от земли,
Заставляя позвякивать блюдца…
Все с любовью слежу, как летят журавли,
И с надеждою верю — вернутся.
Пусть пургою январь обжигает зрачок,
Пусть слова подтверждают потерю,
Я все верю с надеждой в провидчество строк,
И в любовь бесконечную верю.
Пусть мне небо велит: «Небу не прекословь,
Знай в любви осторожность и меру!..»
Но я верю в надежду…
Я верю в любовь…
И они возвращают мне веру…
Анатолий Юрьевич Аврутин родился в 1948 году в городе Минске. Окончил Белорусский государственный университет. Главный редактор журнала «Новая Немига литературная». В 2005–2008 годах — первый секретарь правления Союза писателей Беларуси. Лауреат международных премий им. С. Полоцкого, Э. Хемингуэя (Канада), «Литературный европеец» (Германия), многих российских и белорусских литературных премий. Автор более двадцати поэтических книг. Живет в Минске.
