В конце прошлого года в Парламентском центре Воронежской областной Думы состоялся «круглый стол» на тему «Язык воронежских писателей: норма и традиции». Организован он был общественным наблюдательным советом по русскому языку в сфере публичного использования при Воронежской областной Думе.

В «круглом столе» принимали участие председатель Комитета Воронежской областной Думы по труду и социальной защите населения Игорь Степанович Суровцев, доктор филологических наук, профессор, заведующий кафедрой общего языкознания и стилистики Воронежского государственного университета, заместитель председателя общественного наблюдательного совета по русскому языку в сфере публичного использования при Воронежской областной Думе Иосиф Абрамович Стернин, член Союза российских писателей Валентин Михайлович Берман (Нервин), член Союза российских писателей Александр Владиславович Бунеев, кандидат филологических наук, доцент, декан факультета гуманитарного образования Воронежского института повышения квалификации и переподготовки работников образования Елена Ивановна Грищук, кандидат филологических наук, доцент, заведующий кафедрой теории, истории и методики преподавания русского языка и литературы гуманитарного факультета Воронежского государственного педагогического университета Светлана Ивановна Доброва, кандидат филологических наук, преподаватель факультета журналистики Воронежского государственного университета Лариса Николаевна Дьякова, председатель правления Воронежского регионального отделения Союза писателей России Виталий Иванович Жихарев, доктор филологических наук, профессор, заведующий кафедрой гуманитарных дисциплин Института менедж­мента, маркетинга и финансов Людмила Ивановна Зубкова, доктор филологических наук, профессор, заведующий кафедрой славянской филологии Воронежского государственного университета Геннадий Филиппович Ковалев, доктор филологических наук, профессор, заведующий кафедрой русского языка и межкультурной коммуникации Воронежского государственного архитектурно-строительного университета Людмила Владимировна Ковалева, кандидат филологических наук, руководитель секретариата председателя Воронежской областной Думы Владимир Васильевич Колобов, секретарь межконфессионального совета при Воронежской областной Думе Анатолий Кириллович Никифоров, доктор филологических наук, профессор, заведующий кафедрой русской литературы XX и XXI веков, теории литературы и фольклора Воронежского государственного университета Тамара Александровна Никонова, член Союза писателей России Евгений Григорьевич Новичихин, главный редактор газеты «Воронежский курьер» Борис Владимирович Подгайный, кандидат филологических наук, ответственный секретарь Совета Сергей Александрович Попов, доктор филологических наук, профессор филологического факультета Воронежского государственного университета Ольга Николаевна Чарыкова, журналист, член Союза российских писателей Александр Анатольевич Ягодкин.

Редакция журнала «Подъём» считает актуальным и полезным в Год литературы познакомить своих читателей с материалами «круглого стола».

 

Суровцев И.С.

— От имени депутатов Воронежской областной Думы благодарю членов общественного наблюдательного совета по русскому языку в сфере публичного использования при Воронежской областной Думе за участие в «круглом столе». Я бы хотел начать с болевых точек, с политического дискурса: как язык сегодня развивается и что меня в нем потрясает?

Во-первых, я понял для себя, что пример Жириновского, которого потом все цитируют, просто неизбывен для всех. Молодежный сленг меня волнует, но он быстропроходящий. Вот известный «олбанский» язык с его «аффтар жжот» — ведь его сейчас практически не увидишь в интернете, закончился. Он блеснул, удивил, привлек к себе внимание, и скоро новое что-нибудь появится.

Я бы хотел для начала перефразировать нашего президента В.В. Путина: язык — это часть мозга, вынесенная наружу. Кто как думает — то у него и на языке. Я приведу пример последних дней, который меня поразил: известный российский депутат, зампредседателя Государственной Думы Железняк на повторение примаковского разворота самолета над Атлантикой сказал публично: премьер-министр Австралии хотел нашего президента взять за грудки, а взял за то, что значительно пониже. На сессии областной Думы один известный депутат фракции «Единая Россия», куда и я вхожу, чтобы как бы «поставить на место» фракцию КПРФ, вот такую фразу произнес: «Вообще надо ехать в Крым, выращивать для нас там яблоки и картошку вместо Польши и фейхую». И это с трибуны произносится!

Я бы мог множество примеров привести, которые у меня до сих пор в голове как заноза сидят…

Один замечательный поэт как-то сказал другому: «А мы с тобой, как амбарные коты, сохраняем зернохранилище русского языка». Вот надо каким-то образом бороться с этими «мышами», которые гадят нашу «пшеницу» и нещадно ее поедают. Действительно, накипело!

 

Стернин И.А.

— Я для нашего сегодняшнего собрания подготовил обзор по внесенным изменениям в Федеральный закон «О государственном языке Российской Федерации». Нам всем надо это знать.

В пункт 6 статьи 1 внесены изменения, вступающие в силу с 1 июля 2014 года: «При использовании русского языка как государственного языка Российской Федерации не допускается использование слов и выражений, не соответствующих нормам современного русского литературного языка (добавлено: в том числе нецензурной брани), за исключением иностранных слов, не имеющих общеупотребительных аналогов в русском языке».

В пункт 8 статьи 3 («Сферы использования государственного языка Российской Федерации») главы 1 («Государственный язык Российской Федерации подлежит обязательному использованию») добавлен пункт «приоформлении документов обобразовании и (или) о квалификации установленного в соответствии с Федеральным законом от 29 декабря 2012 года N 273-ФЗ «Об образовании в Российской Федерации»образца».

Пункт 9 теперь звучит так: «в продукции средств массовой информации».

Также теперь при показах фильмов в кинозалах и при публичных исполнениях произведений литературы, искусства, народного творчества при проведении театрально-зрелищных, культурно-просветительных, зрелищно-развлекательных мероприятий должен использоваться государственный язык Российской Федерации в его литературных нормах.

На мой взгляд, здесь нигде нет упоминания о музыкальных произведениях, песнях. То есть, на песни это не распространяется, там может любая лексика использоваться? Нужно уточнить у юристов. Это остается для толкования.

И к части 1 добавлена часть 1.1: «В сферах, указанных в пунктах 9, 9.1, 9.2  и 10  части 1  настоящей статьи, и в иных предусмотренных федеральными законами случаях наряду с государственным языком Российской Федерации могут использоваться государственные языки республик, находящихся в составе Российской Федерации, другие языки народов Российской Федерации, а в случаях, предусмотренных законодательством Российской Федерации, также иностранные языки».

И последнее изменение — в часть 7 статьи 4: «В целях защиты и поддержки государственного языка Российской Федерации федеральные органы государственной власти в пределах своей компетенции: …осуществляют контроль за соблюдением законодательства Российской Федерации о государственном языке Российской Федерации, в том числе за использованием слов и выражений, не соответствующих нормам современного русского литературного языка, путем организации проведения независимой экспертизы».

Если подвести краткий итог изменениям законодательства, то в публичном использовании не должно быть нецензурной брани и слов, нарушающих литературную норму русского языка, и государство должно следить за тем, чтобы они не употреблялись. Надо сказать, что здесь есть сложность, потому что понятие литературной нормы достаточно неопределенно, но это уже должны трактовать филологи.

И в связи с этим я подготовил для сведения собравшихся классификацию лексики по стилистическим и морально-этическим признакам. Поскольку я много лет занимаюсь лингвистической экспертизой, здесь есть некоторые критерии, как различать, например, разговорную, сниженную, вульгарную, нецензурную, бранную, оскорбительную лексику, что такое сквернословие, что значит некультурная лексика. Для экспертизы это необходимо четко различать. Можно посмотреть эту классификацию и сделать вывод о характере того или иного слова.

Я бы хотел предложить собравшимся не сводить все к нецензурной лексике — с ней по закону все ясно: она запрещена в публичном использовании, и все, тут нет никакой проблемы, надо следовать закону. Это журналистов всегда интересует тема «жаренная», но с этим в плане закона все ясно. Профессор Г.Ф. Ковалев уже давно раскрыл историю этих выражений, показал, что они исконно русские, что они существуют. Поэтому не надо сейчас нам на этом сосредоточиваться, это не главная проблема сейчас, проблем много других.

Слово предоставляется Геннадию Филипповичу Ковалеву, доктору филологических наук, профессору, заведующему кафедрой славянской филологии филологического факультета ВГУ. Тема его выступления — «Нормативность и ненормативность языка писателя (на примере творчества И.А. Бунина, А.П. Платонова, М.М. Пришвина)».

 

Ковалев Г.Ф.

— Я буду говорить немного шире — о русской литературе, включая этих писателей.

насколько распространен мат в России, говорить не приходится. Вот побывальщина, рассказанная Всеволодом Ивановым: «Жил-был разбойник. Много он награбил золота, серебра, драгоценных камней. Чует, смерть близка… А отдавать сокровища близким жалко, все дураки. Он их решил закопать, клад устроить. «Ну, чего тебе закапывать? — говорят ему. — Разве от русского человека можно что-нибудь скрыть. Он все равно найдет». — «Я положу зарок». — «Какой же ты положишь зарок?» — «Я такой зарок положу, что пока существует русская земля, того клада не выроют». Закопал он клад в твердую, каменистую почву и заклял зароком — тому получить клад, кто выроет его без единой матерщины!.. И прошло тысяча лет, и тысяча людей рыли тот клад, и не нашлось ни одного, кто бы не выматерился. Так он и лежит по сие время».

И.А. Бунин, когда ему было присвоено звание почетного академика, «в благодарность» решил поднести Академии — «словарь матерных слов» — и очень хвастал этим словарем в присутствии своей жены. Для создания этого словаря «вывез он из деревни мальчишку, чтобы помогал ему собирать матерные слова и непристойные песни».

Этим же занимались и Чехов, и Есенин…

Мат сильно распространен в русском народе. Причем в простом народе, особенно деревенском, он и не почитался за сквернословие. Были теории, что русский человек-де богобоязнен, а матерщина навязана, дескать, тюрками-иноверцами. Поэт И. Шкляревский в своей поэтической были «Пир» осторожно спрашивает читателя: «А бранились теперешним матом // или с кислою вонью Орда // занесла его к нам в города?»

Однако анализ аналогичной лексики в современных славянских языках говорит о всеобщем славянском характере мата. Мат был уделом только нормальных мужчин. Дети и женщины не имели права прикасаться каким-то образом к этим словам. Не потому, что эти слова были погаными, а потому, что они были сакральными, имели отношение к деторождению, к продлению жизни племени. И только после принятия христианства эти слова превратились в то, что мы называем матом.

Мы же уходим от этого слова ужом, потому что в церкви это не принято.

Во многом распространению мата способствовало не только отсутствие должного уровня культуры пользования им, но и официозный на него запрет.

Запретный плод сладок, особенно для людей, только входящих в общественную жизнь. Подросток, употребляя бранную лексику, как бы приобщается к кругу «взрослых» людей, которым «по закону» разрешается выражаться намного свободней, нежели молодым. С другой стороны, мощный потенциал неприличных слов в семантике, свободное их варьирование, прекрасная словообразовательная разработанность позволяют некоторым людям, вообще не выходя из рамок мата, выразить все, что они пожелают. На помощь приходят мимика, жест, интонация, а также характерный ситуативный контекст.

Весьма оригинально, идя от реальной жизни, освятил русский мат известнейший профессор-литературовед Петр Николаев, ветеран Второй мировой войны, бывший главный редактор журнала «Филологические науки»: «Вот утверждают, дескать, на войне ребята бросались в атаку, выкрикивали: «За Родину! За Сталина!» Но во время бега невозможно произнести этой фразы — дыхания не хватит. Бежит мальчик семнадцатилетний и знает, что погибнет. После каждой такой атаки во взводе погибала половина. И они выкрикивали мат. Они спасались этим, чтобы не сойти с ума. Есть мат, который священен. Когда идут по улице молодые разгильдяи с бутылками пива и девчонки рядом ругаются, у меня это вызывает рвотные чувства, потому что я воспринимаю как оскорбление по отношению к мату, с которым погибали дети России…»

Кстати, практически то же самое написал Юрий Лотман.

И я им верю.

Очень точно, как бы подводят к итогу слова известного кинорежиссера А. Сокурова: «Сквернословие — это та граница, к которой подходить не стоит — за ней начинается насилие. Кроме того, скажем прямо, мат — это мужская речь. И очень обидно, что мы, мужчины, отдали эту часть нашей речи в общенациональное пользование. Обидно, что разрешили пользоваться матом женщинам! Это надо запретить! Я сейчас говорю все это, обращаясь к русским мужчинам. На Кавказе, например, мат из уст женщины я не слышал никогда».

Итак, мы пришли к выводу, что вся «нехорошая» лексика — исконно родная, славянская, связанная тысячами нитей с общенациональным лексическим богатством всех славянских языков. Писателям же можно ею пользоваться, когда без нее теряется содержательность и образность произведения.

 

Стернин И.А.

— Геннадий Филиппович, русские писатели использовали в своих произведениях мат?

Ковалев Г.Ф.

— Почти все наши писатели были страшными матерщинниками, это было ощущением свободы в языке. Но у большинства наших писателей никогда в произведениях ничего этого не было, потому что у них внутри был внутренний цензор. Например, у И.А. Бунина в художественных произведениях практически нет мата, но почитайте его письма — это какой-то ужас!

Внутренний цензор — характерная черта классика. Если ты умеешь без мата развить сюжет, показать образ — ты уже гениальный писатель.

Стернин И.А.

— Это у них языковая игра, это их личная игра со словом. То, что они сами употребляли, в их творчестве не отражалось.

Ковалев Г.Ф.

— Язык писателя в художественном произведении — это определенные шоры, то, что мы делаем для определенных людей — что-то можно, что-то нельзя.

Стернин И.А.

— Это все-таки действительно признак таланта — обходиться без мата. Бернард Шоу говорил врачам: «Если вы не можете достичь знаний, не мучая собак, — обойдитесь без знаний!» Это признак гениальности. Я вспоминаю фильм «Председатель», как можно обойтись без мата. Когда герой говорит собеседнику: «Ты меня матом обозвал… Это я, когда матом гнал под кинжальный огонь солдат! А ну-ка, бабы, закрой слух!» Вы помните, как беззвучно герой М. Ульянова говорит, и в конце вороны взлетают? Художественная цель достигнута, но ни одного матерного слова не произнесено. И Геннадий Филиппович привел пример Бунина: «Только матом смог я убедить». Но ведь он не приводит этих слов!

Ковалев Г.Ф.

— Когда Бунин стал ругаться матом на мужиков, они поняли, что барин такой же, как и они, «свой». Он вышел на тот же уровень…

Писатель и его произведение — это разные вещи.

Никонова Т.А.

— Я приготовилась говорить совсем о другом, но, реагируя на выступления И.А. Стернина и Г.Ф. Ковалева, хочу выступить с позиции преподавателя с многолетним педагогическим опытом и с позиции учителя.

Недавно мы обсуждали проблему школьных учебников, какими они должны быть? Надо ли говорить ребятам всю правду о писателе, сколько женщин было у Есенина, ругался ли кто из писателей матом и т.д.? Я бы использовала этот пример с одной целью — разделить уровни культуры и уровни использования слова. То, что может себе позволить Иван Бунин, когда жгут его имение, и то, что он позволит себе, допустим, в повести «Деревня» (при внимательном прочтении вы найдете там слово ненормативное, но оно «на месте», оно вас не «оцарапает», не оскорбит). Если воспитывать школьника, студента, любого человека, осваивающего культуру (а язык — это культура) на нецензурной лексике, он так же и думать будет. Поэтому все богатство русского языка окажется для него закрытым.

Если честно, я тоже знаю нецензурную речь, но я ни разу не произнесла этого слова. И это меня не обеднило. И то, что я не слышу матерную речь, — меня не оскорбляет, меня оскорбляет ее присутствие. Да, в художественном тексте я читаю такую речь, я слышу ее. Поэтому мы не должны обсуждать здесь, что является прерогативой художественного текста.

Закон, который мы здесь обсуждаем, — это закон нашего общения. И в общении я бы хотела исключить эту нецензурную лексику именно потому, что она оскорбительна по отношению к тому, с кем я говорю.

Если вернуться к теме литературы, то художественный текст — это сфера мысли, сфера нашей культуры. Один пример. Телепередача «Умники и умницы». Участникам конкурса привели пример из Н.В. Гоголя, знаменитый текст о птице-тройке. Спрашивают, о чем там речь идет? Отвечает один участник: «Да это Гоголь, только я не помню, откуда это». Самое печальное — им зачли ответ! Они же узнали Гоголя! Вы посмотрите, какое сужение поля национальной культуры — до мата ли тут?

В другой передаче, на радио «Маяк», рассуждают ведущие шоу… Они не могут опознать фрагмент из «Евгения Онегина» и не знают, что на эти слова Чайковский музыку написал! Надо сохранить основу поля национальной культуры, а уж потом вышивать по нему матом. Ведь когда приходит мат? Не будем брать экстремальную ситуацию, когда летят бойцы в штыковую атаку… Не будем цензурировать, поскольку это совсем другая ситуация. Мат — вне поля культуры.

То, о чем мы сейчас говорим, — необходимость сохранения культуры общения, чистоты мысли, чтобы мы не мусорно мыслили и не мусорно говорили. Простите, о воронежской прозе не заговорила… Здесь сидят представители воронежской прозы — у них-то никакого мата в произведениях нет!

 

Стернин И.А.

— Тамара Александровна, Вы считаете, что школьникам не надо рассказывать, что писатель не являлся нравственным идеалом?

Никонова Т.А.

— Я считаю, что это нужно разделить во времени. Если вы в школе начнете разговор о Пушкине с его донжуанского списка — едва ли вы дойдете до «Евгения Онегина». Это проблема возраста, проблема роста, проблема накопления культурного багажа. Нужно знать, в какой аудитории что говорить. И в первом классе вы не будете начинать сразу круто с алгебры. Как человека нужно готовить к восприятию сложных математических формул, так и к восприятию культуры. Они тоже сложны и непросты в своем выражении. И мы отвечаем за их культуру мысли, культуру чувства, их душевное и духовное здоровье. Поэтому всему свое время. Геннадий Филиппович несколько раз упоминал, что женщины и дети никогда не употребляли мат. И это правильно! Это должно быть табуировано, всегда. Если ребенок начинает свою жизнь вот в этой среде, то мат не будет для него чем-то исключительным, это станет нормой общения. Так он и будет относиться ко всему, так будет думать. И все остальные поля культуры просто будут для него закрыты.

Поэтому речь не о том, что детей надо беречь от этих сведений, нужно думать, когда и как им эти знания и сведения приносить. Да, в университете я им, может быть, больше всего расскажу. Какие-то обстоятельства, которые заставят трактовать тот или иной художественный текст. Биография художника — это его частное дело. Иван Бунин, который написал «Жизнь Арсеньева» и «Деревню» — это не вполне тот Иван Алексеевич Бунин, который доставлял хлопоты Вере Николаевне в каких-то других делах. Это уже несколько иная сфера.

Стернин И.А.

— Он велик своими произведениями, а не тем, что матерился.

Никонова Т.А.

— Художник — всегда немного миф, потому что он поэт, писатель. И мы к этому так должны относиться. Это тоже часть культуры. Вспомните, как писал Пушкин Вяземскому по поводу уничтоженных записок Байрона: «Толпа жадно читает исповеди, записки и т.п., потому что в подлости своей радуется унижению высокого, слабостям могущего. При открытии всякой мерзости она в восхищении. Он мал, как мы, он мерзок, как мы! Врете, подлецы: он и мал и мерзок — не так, как вы, — иначе!».

Я выступаю резкой противницей мата. Г.Ф. Ковалев обозначил границы использования этих слов — вот там пусть они и остаются. Действительно, Ивану Бунину, может быть, надо было из своего имения матом выгнать мужиков. Но есть и сфера культуры, которая формирует нормального человека вне экстремальной ситуации. Я бы хотела, чтобы в нашей стране не было ситуации, когда в программу «Что? Где? Когда?» присылают детский вопрос: «Назовите имя главного героя романа «Евгений Онегин». Скоро дойдем мы до этого… Вот это печально. Поэтому сегодняшняя культура нуждается в сохранении ясной, четкой, определенной русской речи. Потому что сейчас «как говорю — так и мыслю».

Стернин И.А.

— Хотелось бы привести замечательное высказывание А.С. Пушкина: «Дело не в запрещении какого-то слова или оборота, а в чувстве соразмерности, целесообразности его употребления». Поэтому я согласен с Тамарой Александровной, что нецензурные слова нужны для повседневной жизни человека. Но это не значит, что они должны проникать в границы литературы. Обратите внимание на ту классификацию лексики, которую я раздал: неправильно сводить ненормативность только к мату. Ненормативная лексика — это сниженная, вульгарная, бранная лексика, жаргон. Проблема шире.

Никонова Т.А.

— Проблема культуры — это проблема общения. Поэтому любое сквернословие — это оскорбление человека, с которым ты общаешься. Тут и надо говорить о языке культуры и о языке дурного общения, который унижает твоего собеседника.

Суровцев И.С.

— Вы педагоги, по большей части. Вы общаетесь со студентами. Тамара Александровна, Вы когда-нибудь случайно слышали, как разговаривают ваши студенты в коридоре друг с другом?

Никонова Т.А.

— Да, к сожалению.

Суровцев И.С.

— Кроме двух слов «типа» и «короче», остальное все — мат.

Никонова Т.А.

— Я всю жизнь работаю на филфаке, можно сказать, в лабораторных условиях. И последние лет десять иногда с опаской стала прислушиваться. А до того была спокойна, особенно когда мы занимались с нашими пятикурсниками в корпусе на Пушкинской, 16. Потом там «поселились» юристы. Вот тут уж появилось речевое разнообразие, лексикон был стремительно расширен. Беднее стала речь и филологов, безусловно. Не изолированы мы от общества. Но я хочу также сказать и о том, что ругать молодежь никогда у меня не поднимется язык. Потому что когда начинаешь с ними говорить о том, о чем надо говорить, о каких-то проблемах — у них абсолютно нормальная спокойная речь. Они очень хорошо понимают, чего им сейчас недостает. Они хотят думать, говорить, расширять свой словарный запас. Кстати, к художественным текстам они достаточны требовательны.

Суровцев И.С.

— Приходите к нам в технический вуз, архитектурно-строительный университет, и там абсолютно другая картина. А вы просто работаете в заповеднике.

Мои внуки пошли в детский сад. Буквально через неделю они меня познакомили со всей обсценной лексикой, которую мы узнаем где-нибудь к двадцати годам. Пошел однажды забрать внуков и заодно поинтересоваться… Понимаете, порой в наших детских садиках работают нянечками маргинальные дамы. Они, как поют, когда говорят на этом языке. А дети все это, как губка, впитывают и уже дома начинают нам излагать…

В целом молодые люди, по крайней мере, я знаю по своим студентам, по нашей библиотеке, куда я книг по пятьсот каждый год дарю, потому что мои внуки не читают, у них у всех лэптопы, они в Интернете сидят… Студенты технических вузов вообще не читают книг, либо в легком изложении в Интернете.

Никонова Т.А.

— К сожалению, и филологи перестают читать книги. На практических занятиях они меня уже приучили. Я спрашиваю: «Тексты есть?» Отвечают: «Да!» И перед ними лежат телефоны или другие гаджеты. Мне кажется, что с книгой общаться удобнее. Закладки быстрее работают. Книга — это нечто живое. Но я с этим смиряюсь.

Я много лет ездила со студентами в колхоз. И там женщины не ругались матом. И вдруг в 80-е годы прошлого века, одна из последних моих поездок со студентами, слышу — все село повторяло одно и то же слово. И, в конце концов, ну хотя бы изобретательно ругались, а то тупо твердили одно и то же слово, мужчины и женщины… Красоты никакой в нем… И это как-то сразу, одномоментно наступило. Эти маргиналы говорили так, как привыкли. И это опять к тому, о чем я говорила раньше — если приучить ребенка жить и говорить в этом словесном окружении — он так и будет жить. Надо что-то с этим делать.

Стернин И.А.

— Вообще, если ребенок принес грубые слова из детсада, он думает, что эти слова — единственные названия соответствующих предметов или понятий, ему надо обязательно объяснить, что это слова нехорошие… Ребенок не понимает, научно говоря, стилистической характеристики слова или выражения, не понимает, для каких ситуаций оно подходит, а в каких ситуациях его категорически нельзя употреблять. Обязательно надо объяснять, где слово или выражение можно употреблять, а где нет. Это взрослые должны делать обязательно, родители — прежде всего. Кстати, и взрослым многим именно это надо объяснять: для какой ситуации какое слово из их привычного репертуара. Не будем делать замечаний — языковая разнузданность станет нормой.

Грищук Е.И.

— Согласна с Иосифом Абрамовичем. Я в этом году была на летней филологической школе на филфаке МГУ. Не знаю, как говорят студенты филфака в общении между собой. Но в женском туалете стены исписаны мелким почерком такими мыслями и в таком языковом оформлении, с такими лексическими подробностями, выражены такими удивительными лексическими средствами, что просто поражаешься. Я подошла к декану филфака МГУ Ремневой и спросила:

— Вы видели?

— Конечно, — сказала она.

— И как вы к этому относитесь?

— Не правда ли, талантливо написано? — сказала декан. — Ведь Пушкин тоже с «Гавриилиады» начинал.

Ковалев Г.Ф.

— Когда у нас в корпусе были юристы, у нас все столы и стены были исписаны похабщиной, сейчас этого нет.

Стернин И.А.

— Да, действительно, могу подтвердить. У нас филологи не пишут на столах. Не пишут всякие гадости. В корпусе стало гораздо чище.

Но предлагаю вернуться к нашей теме — языку писателей. Хотелось бы услышать представителей наших творческих союзов.

Жихарев В.И.

— Я думал, что будет персональный разбор творчества воронежских писателей, в том числе и членов нашего союза. Но докладчики правильно поступили, что не называли фамилии, никого конкретно не разбирали критически. Могу сказать при этом, что вообще ненормативной лексикой, матом наши воронежские писатели не пишут, ни члены нашего Союза, ни члены Союза российских писателей, никто из них такой язык не использует.

У нас Кольцов, как писал Белинский, был с минимумом образования, но писал прекрасным русским языком.

А вот случай из сегодняшней жизни. По Плехановской иду, около одного дома две пяти- или шестиклассницы гуляют, на детской площадке, одна качается на качелях, другая рядом сидит, разговаривают: «Мне так было очково», — говорит одна, а другая отвечает ей матом. Говорю: «Что ж вы, девочки, матом так ругаетесь?» А одна говорит: «Дед, шел бы ты дальше, а то сейчас закричим, что ты маньяк! И будешь бежать».

Помню, я был 4-м классе, дело в глубинке, в Аннинском районе, родители с утра до вечера на работе. Вижусь с ними рано утром или поздно вечером. И вот в утренней передаче по радио читали письма Ленина, и фраза прозвучала — он назвал Троцкого политической проституткой. Я пошел к маме: «Я вот такое слово услышал — проститутка. По радио сказали!»

Мама промолчала. Отец слышал, подозвал меня, отвел в сторонку и сказал: «Ты еще маленький. Тебе такие слова употреблять пока нельзя». Он был фронтовик и в бой наверняка шел с соответствующими словами. Но он знал, для чего нужны эти слова.

От обстановки, воспитания все зависит. В детских садах сейчас действительно много воспитателей с низкой культурой, они приехали из деревни, привезли свой язык, и дети у них учатся.

Я бы хотел перейти к резолюции, проект которой нам дали. Здесь есть вещи, которые мне напоминают постановления партийных органов. Кому мы адресуем эти положения и какие механизмы для реализации тех посылов, которые в документе заложены, у нас есть? Все правильно написано. Но что значит: не следует навязывать, надо информировать о законодательных актах… Нам никто ничего не навязывает. В Москве авторы, о которых мы говорили, сами, по своей воле используют ненормативный язык.

Сейчас, кстати, много литературы издается помимо писательских организаций. В позапрошлом году департамент образования, науки и молодежной науки помог издать альманах молодых писателей. Есть там нормальные стихи, но в некоторых местах — слова явно нецензурные, о которых упоминал профессор Стернин. Говорил я об этом на каком-то форуме в библиотеке, говорил на заседании совета по книгоизданию при департаменте культуры. Но в этой среде, скажу, есть разные мнения — говорят, поэт имеет право, писатель имеет право… При участии органа власти, считаю, такого безобразия не должно быть.

И еще раз о резолюции. В резолюции никого не надо обязывать. Надо избирать другие механизмы для пропаганды. Семинар на базе «Подъёма» — в пользу пойдет, это нужно, но ничего не надо навязывать. Писателю надо только объяснять.

О выступлении т.а. Никоновой. Не знают, кто такой Евгений Онегин. Придет время — будут знать. Такой пример. Мы решили инициировать установку памятника Андрею Соколову. Выпускницу журфака, которая стажировалась в газете «Коммуна» и хотела работать у нас, послал опросить на улице 5-7 человек, нужен ли в Воронеже памятник Андрею Соколову. Есть памятник собаке, котенку с улицы Лизюкова. В Москве есть памятник Василию Теркину.

Она смотрит на меня своими голубыми глазами: кто это такой?

— Шолохов, говорю, «Судьба человека». Фильм видела — «Судьба человека»?

— А, видела. Это который не закусывал?

Но ведь это памятник русскому характеру, а не тому, кто не закусывал.

Да, этот характер позволял себе крутые выражения. Мой покойный друг писатель Василий Песков тоже анекдоты без этой «соли» не рассказывал, но в произведениях мат не использовал.

 

Никифоров А.К.

— Мне все выступления понравились, особенно Т.А. Никоновой. Но коренной вопрос: в чем причина, что такая речь появилась у молодежи?

Я в 1949 году поступил в Томский университет, сельский житель. В студенче­ском общежитии за 5 лет не помню, что бы мы ругались матом при девочках. Были и в колхозе, и сивухой баловались, но этого не было. Пошлого анекдота не было. Что произошло? Пятиклассники хуже портового рабочего при перекурах выражаются.

Я 53 года с женой прожил. У нас в семье «сволочь» — самое крепкое ругательное слово было. Мне кажется, что это оборотная сторона произошедшей дебилизации молодежи. Недавно беседовал с одним выпускником воронежского вуза — попросили поговорить с ним на предмет его пригодности к работе в органах госбезопасности. Спрашиваю — кого из русских императоров знаешь?

— Не знаю.

— А Дзержинский кто был?

— Какой-то предприниматель.

Я сказал: «Андрей, не могу вас рекомендовать. Вы отсталый человек».

В решении предлагаю отразить путь исправления, конкретно обозначить, что делать.

Никонова Т.А.

— Я о литературе не говорила — здесь тема другая сейчас обсуждается. Но причина и в литературе. Литературная молодежь сейчас понимает, что в «нулевые годы» произошел срыв в нашем сознании. «Антропологический поворот конца ХХ ве­ка» — это научный термин, не могу без него обойтись. И в конце XIX века то же самое было. Параллели с двадцатыми годами явно видны. Молодые писатели сейчас идут туда, в тот период, он их интересует — там был слом всего. Но потом, после ужасов гражданской войны, все восстановилось, в 30-40 годы наши правители не матерились.

Надо восстановить уважение к человеку. В сегодняшней прозе авторы болезненно переживают процесс распада уважения к человеку, утраты уважения к человеку. «Распалась связь времен» — гамлетовская тема. Но Шукшин уже об этом думал и остро поставил проблему — что с нами происходит? Мы должны это понять. Надо вернуть уважение к человеку. Ведь сниженную лексику обращают к неуважаемому человеку.

Новичихин Е.Г.

— Яркое воспоминание: я второклассник, в селе, иду по улице, на заборе матерное слово написано — и с ошибкой. Я остановился, стою и думаю — я это слово не употребляю, никогда его не напишу, но я знаю, как оно пишется, есть проверочное слово. А тот, кто его написал — не знает этого. Почему?

Молодые литераторы, которые используют мат — они тоже не знают еще, как писать, а мат уже используют.

Мы много работаем с творческой молодежью, читаю очень много и часто им говорю — это от недовоспитанности вашей вы такие слова употребляете. А они говорят: писать такими словами — это уже требование художественности. Но ее тут нет, художественности. А вот мат уже есть.

А вообще мы слишком увлеклись проблемой мата. Это не главная проблема современного языка, есть много других.

У меня только что вышла книга о Корольковой, я там привожу про сказительницу Королькову пример, который мне рассказал журналист Эдуард Ефремов. Он пришел к ней брать интервью, собирается уходить, ее дочь спрашивает:

— Мама, почему ты не подарила ему книжку свою, что только что вышла?

А сказительница говорит:

— Я Эдику эту книжку дарить не буду, редактор-профессор весь живой язык убрал из моей книжки.

Это ведь тоже проблема. Надо, конечно, работать с писателями.

Стернин И.А.

— Я хочу сказать о пункте проекта решения: «Информировать писателей о состоянии современного состоянии языка и законах о языке».

Я получил письмо от одного старика — письмо в ФСБ, губернатору, еще кому-то в верхах. И копия — мне. Этот старик пишет, что он в Петровском клубе слушал молодых поэтов и крайне возмущен их стихами и особенно их языком — это гибель русского языка, он пишет, ужас, а не поэзия. Пишет, что на этом вечере были представители Союза писателей, но ни слова не проронили, никакого замечания не сделали, сидели и не вмешивались. Как на такие письма реагировать? Мне однажды Ю.Д. Гончаров позвонил: «Караул, смертоубийство!» В его произведении редактор выбросил буквы ё, что изменило смысл. Как реагировать на это?

Дьякова Л.Н.

— Мы в передаче о русском языке «Территория слова» с Иосифом Абрамовичем часто обсуждаем, с чего начинать борьбу за культуру речи и грамотность. Слушатели спрашивают. И мы всегда говорим: надо делать замечания тем, кто говорит неправильно.

Я на днях прочитала прекрасный текст в Интернете, но там был мат. Но текст мне так понравился, что я не удержалась и «лайкнула». Так наш преподаватель, зав. кафедрой стилистики и литературного редактирования, член нашего совета А.М. Шишлянникова меня дождалась и укорила: как можно хвалить такие тексты? Я поняла — сами мы должны подавать пример.

Суровцев И.С.

— Я пытался делать в Думе замечания — не говорите инженерї. А там почти все так говорят. Мы книжечку по культуре речи во ВГАСУ сделали, так мой друг-журналист ее посмотрел и признался, что многого до сих пор не знал. Я сам нашел кое-что новое для себя — всю жизнь говорил катїрсис, а литературная норма — кїтарсис. Вопрос — кому делать замечания, чтобы услышали? Услышат ли?

Помню, в Якутии в стройотряде с юристом кладем печку. Я делал ему замечания, а он надулся и сказал: «Если ты такой умный, давай я с тобой буду на Вы».

Стернин И.А.

— Учительница по культуре общения рассказывала, как она делает в маршрутке на Новую Усмань замечания матерящимся молодым людям: «Ребята, через несколько лет вы будете за эти слова ругать своих детей». Замолчали, задумались.

Еще хочу сказать, повышение квалификации по русскому языку и культуре речи необходимо. Проводится профессиональная переподготовка — включите раздел по русскому языку. Мы с государственными чиновниками Воронежской области уже 4 года работаем, проводим для них курсы повышения квалификации «Культура устной и письменной речи государственного гражданского служащего», «Эффективное общение». Они приходят сначала несколько настороженные, а потом очень довольны: узнают то, о чем хотели спросить, но стеснялись или не у кого было, или времени не было.

Надо везде в профессиональную подготовку вставлять разделы по русскому языку. Люди это понимают.

Нервин В.М.

— Есть такой афоризм — «Культура — это умение материться без мата». У нас поводы материться есть всегда — от состояния дорог до деятельности Центробанка. Но воронежские писатели — люди культурные, они обладают достаточными средствами выразительности, чтобы донести свою мысль без мата, у них есть другие средства выразительности.

Стернин И.А.

— Сердечно благодарю участников сегодняшнего разговора. Нам надо встречаться, надо обсуждать наши проблемы. Я хочу обратить внимание членов нашего Совета, что у нас региональный Совет и нам по статусу следует прежде всего обсуждать региональные проблемы языка — не общие дискуссии об иностранных словах и культуре вообще, а местные проблемы и предлагать решения, направленные на улучшение ситуации в нашем регионе.

 

Материалы «круглого стола» подготовили

И.А. СТЕРНИН и С.А. ПОПОВ