Литературные байки

ПОЕЗД — ХОРОШО, А «ЖИГУЛИ» — ЛУЧШЕ!

 

Гавриил Николаевич Троепольский, автор всемирно известной повести «Белый Бим — Черное ухо», и в преклонном возрасте любил водить автомобиль.

И вот однажды понадобилось ему поехать в Москву по литературным делам. Приходит он в писательскую организацию:

— Вот в Москву хочу на своих «Жигулях» поехать. Никому не надо? Попутчиков ищу, кто бы компанию составил, чтоб ехать было веселее.

Виктор Михайлович Попов, тогдашний председатель Воронежской писатель­ской организации, сказал ему, как бы советуя:

— Тяжело ведь, Гавриил Николаевич, в Вашем возрасте за рулем. Расстояние-то немалое. Да и небезопасное это дело… Поехали бы Вы поездом… Надежнее…

— Понимаешь, Витя, — возразил ему Троепольский. — Я в вагоне никогда не могу уснуть.

— А за рулем Вы разве спите? — удивился Попов.

С доводами и советами Виктора Михайловича Троепольский согласился, но в Москву все же поехал на своих «Жигулях».

 

АВТОГРАФ ЛЕНИНА

 

На творческих встречах после выступлений к писателям часто подходят слушатели и просят их поставить автографы на их книгах, в записных книжках, на открытках или даже просто на листках бумаги.

После одной из таких наших встреч, к воронежскому поэту Виктору Полякову подошла женщина с брошюрой В.И. Ленина и на полном серьезе попросила Виктора Михайловича оставить на ней свой автограф.

Виктор Михайлович вопросительно посмотрел на нее: уж не шутка ль это? Нет, женщина не шутила. Тогда он, спросив, как ее зовут, размашисто написал: «Анне Сергеевне на добрую память… И — расписался: «В.Ульянов (Ленин)».

 

ЭТИКЕТКА С АВТОГРАФОМ

 

Из Москвы в Воронеж приехал известный поэт Анатолий Владимирович Жигулин. Время было летнее и потому его приезд было решено отметить на берегу реки Воронеж. Решили — сделали!

Впятером: Анатолий Жигулин, воронежские поэты Виктор Поляков, Павел Мелехин, Евгений Поликутин и я, затарившись, пришли на берег реки, недалеко от Чернавского моста. Расположились. И вдруг Анатолий Владимирович говорит нам:

— Ребята, я хочу попросить вас, пока мы все в «форме», оставить на память мне свои автографы.

— Какие проблемы?! — ответили мы дружно.

— Да дело в том, — несколько смущенно продолжил Жигулин, — что я коллекционирую автографы на бутылочных этикетках.

В целях экономии, было решено расписаться всем на «чекушке».

На берегу сидели мы долго. Досиделись до того, что только «чекушка» с нашими автографами на этикетке и осталась невыпитой. На наши уговоры оприходовать ее, Анатолий Владимирович не соглашался: мол, такой редкий коллекционный экспонат жаль терять.

Выход из положения нашел, как всегда, Мелехин:

— Мы давайте этикетку с автографами отклеим, а водку выпьем. А Вы, Анатолий Владимирович, в Москве купите «чекушку» и приклейте на нее эту этикетку с нашими автографами. И везти легче, и автографы на месте…

Все, в том числе и Жигулин, очень обрадовались находчивости Павла.

 

БРЮКИ ПОД АРЕСТОМ

 

После дружеской встречи на берегу реки Воронеж, поэт Анатолий Жигулин, приехавший из Москвы погостить у матери, не появлялся в писательской организации несколько дней подряд. Когда же, наконец, объявился, мы к нему:

— Анатолий Владимирович, что случилось? Куда Вы запропастились?

— Да понимаете, тут такое дело получилось, — смущенно сказал Жигулин. — Мы же тогда с вами немного увлеклись, а мать очень после волновалась за мое здоровье. И чтобы не повторилось подобное, она «арестовала» мои брюки — спрятала их в шифоньер, замкнула его и забрала ключи. Я знаю, что задняя стенка шифоньера не прибита полностью. Брюки, конечно, достать можно было, но мне очень уж не хотелось мать огорчать…

 

СЕСТРА ТАЛАНТА

 

В издательстве «Молодая гвардия» поэту Павлу Мелехину дали на рецензию рукопись стихотворений поэтессы Пановой. Стихи Мелехину не понравились. Текст его рецензии был предельно коротким и лаконичным «Пановой: пиши по новой…»

 

ФИОЛЕТОВЫЙ БОРЩ

 

Поэт Василий Лиманский, родившийся в селе Вознесенском Таловского района Воронежской области и воспитывавшийся в семи детдомах — закоренелый холостяк. Ему уже за пятьдесят, а он еще ни разу не женился. Но глядя на него, никогда не подумаешь, что живет он без жены: всегда прибранный, аккуратный. И в квартире у него чисто, уютно, и круглый год на столе цветы стоят. Стирает себе он сам, квартиру убирает сам, готовит себе тоже сам.

И вот однажды решил Василий Иванович борщом полакомиться. Пошел на рынок, купил мяса, свеклу, морковку… Словом, все, что надо… А вот капусты белокочанной на тот момент на рынке не оказалось — разобрали. Он подумал-подумал и купил кочан синей капусты. С ней-то и сварил борщ. Что было дальше, Василий Иванович рассказывает так:

— Прихожу вечером с работы. Умылся, переоделся… Борщ подогрел. Наливаю в тарелку и понять ничего не могу: он весь сине-фиолетовый, как чернила. Аж смотреть страшно, не то что есть. Что же делать? Голод не тетка, есть-то после работы хочется! Я подумал-подумал, а потом свет выключил и — съел!..

 

НЕ ПОНЯЛИ ЮМОРА

 

По Воронежу прошел слух, что два приятеля-писателя, Владимир Котенко и Аркадий Давидович, соавторы одной книги сатиры и юмора, поссорились.

Слухи эти вскоре подтвердились. А причиной их размолвки было решение приемной комиссии Союза писателей РСФСР.

Когда из Воронежской писательской организации пришло ходатайство о приеме их в члены Союза писателей по совместной книге, то комиссия почему-то решила: Котенко в Союз писателей принять, а Давидовичу в приеме отказать.

Шутки этой писатели-юмористы не поняли и после этого писать по-прежнему совместно веселые книги не могли, и их творческий тандем распался навсегда.

 

ДВА «ДУБА»

 

Впервые с воронежским поэтом Виктором Панкратовым встретились мы в белгородской гостинице «Центральная». Разговорились о стихах, о публикациях.

— Свое первое стихотворение опубликовал я в родной рамонской районке, — сказал мне Виктор Федорович, — называлось оно «Дуб».

— Удивительное совпадение, — поразился я. — Мое первое стихотворение было опубликовано в Шебекинской районной газете и тоже называлось «Дуб».

— Ну, вот нас два «дуба» и собралось, — угрюмо пошутил Панкратов.

 

НЕ БЫЛО БЫ СЧАСТЬЯ…

 

Воронежский радиожурналист Виктор Филин приехал в командировку в село. То ли село ему не понравилось, то ли в хозяйстве дела шли неважнецки, то ли приняли его не совсем гостеприимно, но разобиделся он на всех и в присутствии колхозников распалял руководство колхоза:

— Да я такое про вас расскажу, такое расскажу… Вот услышите по радио…

Одна старушка слушала его слушала, а потом не выдержала и сказала:

— Ну что ты, милай, расшумелся-то?! Ничо мы и не услышим, че ты расскажешь. У нас ить в деревне-то радива нетути и не былу…

 

СИЛА СЛОВА

 

Поэт Павел Мелехин и жена поэта-белгородца, актриса театра кукол, Нина Данилова, застряли в лифте. Что ж, такое, увы, случается. Чтобы как-то скоротать и скрасить время в ожидании слесарей-ремонтников, они стали рассказывать друг другу различные смешные анекдоты и веселые истории.

Вызволили их из лифта долгожданные горе-ремонтники часа через полтора — не раньше.

Выйдя из лифта «на свободу», Нина Емельяновна набросилась на них:

— Почему вас так долго не было?

А те смущенно в ответ:

— Да мы давно приехали. Просто так интересно было, что мы заслушались.

 

ВОЗРАЗИТЬ НЕЧЕГО

 

Тот, кто знает поэта Василия Лиманского, может подтвердить, что на его светлой талантливой голове практически нет волос.

Однажды я позвонил ему и пригласил, как члена ревизионной комиссии, на заседание правления нашей писательской организации. До начала этого заседания было еще больше трех часов. А добираться Василию Ивановичу от дома до Союза писателей максимум полчаса.

— Не приду, — твердо сказал Лиманский. — Я только что помыл голову и не успею ее высушить.

Ну что я мог ему на это возразить?!

 

НОВОГОДНЯЯ НЕДОСТУПНОСТЬ

 

В первый день Нового года позвонил на квартиру белгородскому писателю Виктору Ивановичу Белову.

Трубку подняла его жена Виктория Михайловна. Услышав мой голос, она сказала, не здороваясь:

— Он сейчас недоступен…

И положила трубку.

 

ИГРА «ВСЛЕПУЮ», ИЛИ ДОИГРАЛИСЬ

 

Поэты-белгородцы Михаил Кулижников, Валерий Игин, выпускник Воронежского университета, и украинский письменник Виктор Череватенко поехали на рыбалку. За вечерней ухой Череватенко вдруг предложил Игину сыграть партию в шахматы.

— Так у нас же ни шахмат, ни шахматной доски нет, — удивленно сказал Игин.

— А мы давай играть «вслепую»: е-2 — е-4 и т.д.

Игин согласился. Но поскольку Витя Череватенко, в отличие от Валеры Игина, который имеет первый разряд по шахматам, играть «вслепую» не мастак, то вскоре у них возник спор по поводу неправильного «хода» конем, который сделал Череватенко.

— Твой, Витя, конь там, откуда ты ходишь, не стоял, и вообще конь так не ходит, — спокойно сказал ему Игин.

— Как не стоял? Как не ходит? — стал горячиться Витя. — Если так, то я откладываю партию до утра.

— Это почему же? — поинтересовался Игин.

— А потому, что темно и ничего не видно, — победоносно ответил Череватенко…

 

В другой раз Валерий Игин и Виктор Череватенко весь вечер и полночи у Игина дома до одурения играли в шахматы. И доигрались до того, что после очередного Витиного хода, Игин с удивленным возмущением воскликнул:

— Витя, а ты почему это ходишь моим слоном?!

На что Витя недоуменно спросил его:

— А ты, Валера, какими играешь — белыми или черными?

 

СТИХИ ПОМОГЛИ

 

На вступительных экзаменах на отделение журналистики Воронежского государственного университета по немецкому языку мне поставили двойку. Такая же участь постигла и Витю Шаметько, моего будущего сокурсника. После такого провала мы с Витей сразу же, расстроенные, ринулись в приемную комиссию забирать свои документы. Но там нам сказали, что документы мы сможем забрать дня через три, или же нам их вышлют позже по почте домой. Мы решили подождать и забрать их сами. И ушли восвояси на квартиру, где мы жили во время вступительных экзаменов. Три дня и три ночи печалились мы с Витей, пока не родились у меня рифмованные строчки по поводу нашего сокрушительного провала. Написалось прошение в стихах в приемную комиссию Воронежского госуниверситета. Вот оно:

Я — литсотрудник на полставки,

Забыл все русские приставки,

К тому ж признаюсь, ВГУ, —

В немецком тоже ни гу-гу!

Но я не бездарь, не тупица,

Судите сами — вам видней,

Мне только жаль, что все частицы

Необходимее корней.

Прошу представить мое горе

И научить спрягать глаголы.

Скажу без зависти и лести:

Мечтал я журналистом слыть,

Но я не знал, что на немецком

С народом надо говорить.

Жду с нетерпением решенья

Приемкомиссии родной.

Примите к сведенью прошенье —

Не обойдите стороной…

С этими рифмами, перепечатанными на машинке, и пришли мы в назначенный день за своими документами.

Когда я продекламировал это, девчонки, наверное, старшекурсницы, выдававшие всем «провалившимся» абитуриентам документы, и смеялись, и сочувствовали нам. На этом бы все и закончилось. Но на наше счастье в этот момент в приемную комиссию зашла целая преподавательская свита во главе, как после выяснилось, с проректором университета и деканом филфака.

— Что за веселье? — удивились они.

— Да вот ребята веселые попались. «Провалили» вступительные экзамены, стихи по этому поводу написали и принесли нам на память, — стушевались девчонки.

— Что за стихи? — строго взял листок проректор и пробежал по нему глазами.

Потом посмотрел на нас с Витей:

— А ну, выйдите пока…

Вскоре нас пригласили… Словом, нам разрешили пересдать иностранный язык и мы были приняты в университет. Стихи помогли.

Кстати сказать, этот «опыт» поступления в университет сгодился мне и потом, когда я учился в нем. Перед октябрьскими праздниками из деканата поступила команда — всем до одного быть на демонстрации. Кто же по какой-либо причине не может быть, должен написать на имя декана заявление с объяснением причины своего отсутствия. Я написал заявление на имя Полины Андреевны Бороздиной. Выглядело оно так:

По дому очень я тужу,

Пустите в увольненье.

Причины все я укажу

Вам в этом заявленье.

Одежды зимней нету — раз,

Нет денег и ботинок,

А, во-вторых, наполнить рад

Едою я корзины.

Там ждут меня мои друзья,

Любимая встречает,

А, в-третьих… В-третьих, просто я

По мамочке скучаю.

По дому очень я тужу.

Прошение примите.

Я очень, очень Вас прошу —

Ну, сжальтесь, отпустите…

На следующий день меня с лекции вызвали в деканат.

— Прочитала я твое заявление, — сказала, улыбаясь, Полина Андреевна. — Я положу его рядом с тем, которое написал ты при поступлении в университет. А с демонстрации — отпускаю. И от себя даю еще два дня после праздников.

Стихи опять помогли.

…А уполномоченный Литфонда СССР по Воронежской области писатель Игорь Семенович Чемеков позже, когда я ему рассказал все это, каждый раз, встречая меня в Союзе писателей, говорил посетителям:

— Посмотрите на этого молодого человека. Это тот самый, кого с «двойкой» в университет приняли…

 

«МЫ ОЧЕНЬ ЛЮБИМ КАРТОШКУ…»

 

У поэта Виктора Белова, родившегося в Воронеже, есть стихотворение, которое начинается так: «Я очень люблю картошку…»

Стихотворение это хорошо известно как в литературных кругах, так и среди читателей, поскольку поэт читает его на всех встречах. Многократно стихотворение это публиковалось в газетах, журналах и книгах.

И вот однажды, в начале сентября, приходит Виктор Иванович в писатель­скую организацию удрученный, в плохом расположении духа. На вопрос «Что случилось?» он безнадежно махнул рукой и коротко ответил:

— Меня обокрали…

Оказалось, что в тот день он с матерью, женой и сыном поехали на свой садовый участок копать картошку. И каковы же были их разочарование и обида, когда они увидели, что картошку на их огороде уже кто-то выкопал подчистую. А на видном месте воры оставили записку: «Мы тоже очень любим картошку!»

 

ПЛЕМЯННИК ЕСЕНИНА

 

Участниками Дней славянской письменности и культуры в Климовичах, в Беларуси, были известный скульптор Вячеслав Клыков, белгородский скульптор и художник Анатолий Шишков и писатель Виктор Белов. Возвращаясь домой, в пути они остановились у колодца попить воды. К ним тут же подошел военный:

— Пройдемте со мной, — скомандовал он.

Несколько обескураженные командирским тоном, они беспрекословно последовали за ним. Зашли в помещение, на столе — карта.

— Вы откуда? — строго спросил полковник.

— Из Белгорода, — за всех ответил Шишков.

Полковник тут же достал бутылку водки, хлеб и банку с грибами.

Выпили… Закусили…

Белов подналег на грибы.

Полковник оказался внучатым племянником Сергея Александровича Есенина. Во всяком случае он представился именно так.

Услышав это, Белов осторожно спросил:

— А Вы стихи случайно не пишете?

Полковник ответил, что грех такой за ним водится.

— Почитайте что-нибудь, — попросил Белов.

Полковник тут же согласился.

Пока племянник Есенина читал свои стихи, Белов за обе щеки уплетал грибы. Насытившись, он отставил банку с грибами… А полковник все продолжал читать. Наконец, он закончил и тут же спросил своих слушателей:

— Ну как?

— Да как, — медленно ответил Белов. — Пока я ел грибы, стихи были хорошие, а когда перестал есть, то стихи кончились…

 

НЕБЕСНЫЙ ЗЕМЛЕЖИТЕЛЬ

 

Во время похорон матушки белгородского писателя и журналиста Виктора Белова, Прасковьи Васильевны, из Старого Оскола позвонил поэт Александр Машкара в Союз писателей и спросил меня.

— Молчанов на похоронах у Белова, — ответила ему поэтесса Вера Кобзарь.

Приняв ответ Веры Петровны и поняв его по-своему, Машкара сказал писателям-старооскольцам, что умер… Виктор Белов. Те, недолго думая, собрались и… помянули Виктора Ивановича.

На следующий день, ничего не подозревая об этом, сидим мы с Виктором Ивановичем в Союзе писателей. Раздается междугородный телефонный звонок. Поднимаю трубку — голос писателя-старооскольца Геннадия Степановича Ларковича. Сначала он поговорил о делах писательских, а потом вдруг:

— Да все-то ничего, только вот жаль, что мы потеряли своего товарища…

— Кого потеряли? Какого товарища? — не сразу понял я.

— Как какого? — в свою очередь удивился Ларкович. — Вы же вчера Белова похоронили…

Сообразив, что произошло, я передал трубку Белову, предварительно введя его в курс дела.

— Я тебе, Геннадий Степанович, с того света звоню, — начал свой разговор Белов.

На другом конце провода — молчание.

— Ну что ты молчишь, Геннадий Степанович? Это я, Белов. Расскажите, как же вы там помянули меня.

— Хорошо помянули, — приходя в себя, начал Ларкович. — Все хорошо говорили о тебе. И хоть ты мне рекомендацию в Союз писателей не дал, я тоже говорил о тебе хорошо…

И, успокаивая скорее себя самого, нежели Белова, извинительно добавил:

— Жить теперь тебе сто лет, Виктор Иванович…

 

ОЦЕНКА ЗА НАХОДЧИВОСТЬ

 

Поэтесса Елена Неведрова, будучи студенткой Воронежского госуниверситета, сдавала экзамен по русской литературе ХIХ века. Профессор Виктор Александрович Малкин — гроза всех студентов филфака и большой оригинал — решил, как это он часто практиковал со студентами, поставить Лену Неведрову в тупик своим необычным и неожиданным вопросом:

— Лена, скажите мне, пожалуйста, какое время суток было, когда Наташа Ростова приехала к своему дядюшке? Вы, конечно, помните эту известную сцену из романа Льва Николаевича Толстого «Война и мир», когда Наташа танцевала русский танец?

— Утро, — не моргнув глазом, ответила Лена.

— А почему Вы так решили? — удивился профессор.

— Да потому, Виктор Александрович, что я точно помню: по ходу действия романа Льва Николаевича Толстого «Война и мир» на тот момент, когда Наташа Ростова приехала к своему дядюшке, все еще были трезвые…

Профессору ничего не оставалось делать, как поставить в зачетку Неведровой за находчивость — «отлично».

 

НЕЦЕНЗУРНОЕ УГОЩЕНИЕ

 

Александр Мищенко, редактируя сборник песен белгородского композитора Вадима Шувалова, в нотном тексте песни на слова Виктора Белова исправил какой-то аккорд. Вадиму Николаевичу такое вмешательство музыкального редактора резко не понравилось и он пожаловался на Мищенко Белову.

Встреча Белова с Мищенко была внезапной, бурной и эмоциональной.

Когда же страсти улеглись, Мищенко с юмором рассказывал мне:

— Из 126 слов Белов тогда сказал мне 89 матов… И… угостил пивом…

 

КОВАЛИ

 

Из Воронежа в Белгород для участия в Днях литературы приехали поэты Павел Касаткин и Павел Мелехин.

Случилось так, что за их писательской бригадой, возглавляла которую Наталья Глебовна Овчарова, тогдашний ответственный секретарь Белгородской писательской организации, прислали машину техпомощи.

Как истинные джентльмены, они усадили Наталью Глебовну в кабину, а сами заняли место в будке техпомощи.

Всю дорогу до места выступления из будки доносился стук, грохот и хохот поэтов.

Когда приехали, Наталья Глебовна с удивлением спросила их:

— Ребята, что вы там всю дорогу стучали?

— Мы не стучали, а ковїли, — серьезно ответил Мелехин.

— Как ковїли? Что ковїли? — недоуменно переспросила Овчарова.

— Все ковїли, что было, — подтвердил Касаткин. — Там есть и молот, и наковальня. Если не верите — посмотрите.

Наталья Глебовна расхохоталась, а шофер, подозрительно посмотрев на поэтов, полез в будку посмотреть: не натворили какой-либо беды эти горе-кузнецы?!

 

НЕЗАМЕНИМЫЙ ЭЛЕМЕНТ

 

Украинский поэт Виктор Череватенко однажды совершенно неожиданно спросил белгородского писателя Виктора Белова:

— Виктор Иванович, скажите, 79-й элемент таблицы Менделеева — что это?

— Спирт, — не задумываясь, ответил Белов.

— Нет, Виктор Иванович, 79-й элемент — это золото, — уточнил Череватенко.

— Я ж говорил, что спирт, — невозмутимо парировал Белов.

 

ОТ АВАНСА — ДО ПОЛУЧКИ

 

Вообще-то поэт Павел Мелехин предпочитал жить на «вольных хлебах». А тут прижало так, что невмоготу. И после переезда из Воронежа в Подмосковье пошел он наниматься на работу в одну из редакций в Мытищах. Как это водится у нас, редактор дал ему журналистское задание. «Экзамен» Мелехин выдержал с блеском и был принят на работу корреспондентом.

Проработав две недели, получил аванс. Перед обедом заходит Павел к редактору и говорит:

— Можно я после обеда немного задержусь? Мне надо в универмаг сходить, носки купить, а то мои совсем прохудились.

Редактор согласно кивнул головой.

…Вернулся в редакцию Мелехин через… восемь месяцев. Зашел к редактору. Тот посмотрел на него и серьезно спросил:

— Ну что, Паша, носки купил?

— Да, купил, — улыбнулся Павел. — И сносить уже успел…

На этот раз Мелехин в редакции продержался до получки…

 

ПРИЛИЧНЫЙ ЧЕЛОВЕК,

ИЛИ КОСТЮМ В ПОРТФЕЛЕ

 

Мой друг по Воронежскому университету поэт Валера Левин всегда и везде ходил со здоровенным портфелем. Я как-то не выдержал и спросил его, что он в нем носит?

На мой нетактичный вопрос Валера охотно и искренне ответил:

— Ты же знаешь, что я давно мечтаю познакомиться с хорошей красивой девушкой, чтобы потом жениться на ней. Представляешь, иду я по Воронежу и — вижу: вот она! Знакомлюсь! А она вдруг приглашает меня к себе домой — с родителями своими познакомить. Как же я пойду в таком будничном виде? А у меня всегда в портфеле, завернутый в целлофановый пакет, мой парадный костюм. Я захожу в укромное местечко, быстро переодеваюсь и к родителям ее прихожу приличным человеком.

 

ЛЬГОТНАЯ СТРИЖКА

 

Белгородский поэт Василий Лиманский пошел в парикмахерскую.

— Сколько стоит стрижка? — спросил он с порога парикмахершу.

— Сорок рублей, — привычно ответила она.

— А полголовы?

Парикмахерша подозрительно посмотрела на Лиманского:

— Как это?

— А вот так! — весело ответил Василий Иванович и снял с головы тряпичную кепчонку.

Когда парикмахерша увидела почти полностью лысую голову, она расхохоталась. Но оплату за стрижку скостила всего на … десять рублей.

 

ВЫРУЧИЛ ПУШКИН

 

Писатели Виктор Иванович Белов и Михаил Петрович Сорокин, будучи сотрудниками Борисоглебской районной газеты, заговорили о Федоре Михайловиче Достоевском, о его романе «Идиот».

— А я, признаться, не только «Идиота», а вообще Достоевского не читал, — несколько сконфуженно сказал Белов.

— Да как же ты, Белов, можешь быть поэтом, если ты не читал Достоевского?! — возмутился Сорокин.

— По-моему, Пушкин тоже Достоевского не читал, — обрадованно нашелся Белов.

 

ПОБЕДИТЕЛЬ

 

Были времена, когда спиртное продавали с одиннадцати дня до семи часов вечера.

Видимо, тогда власти считали, что это самое активное рабочее время больше всего подходит для употребления спиртного.

И вот в Белгород из Воронежа приезжает поэт Павел Мелехин.

А какая ж встреча без застолья, да еще у русских людей?! Тем более у писателей.

Ночевать гость остался у своего друга поэта Игоря Чернухина. На следующий день проснулся он рано. Самочувствие было неважнецким, и Павел немедленно решил «поправить» свое здоровье. Но в доме после вчерашней встречи никакого спиртного не оказалось. Тогда он спросил у Чернухина:

— Игорь, а где у вас здесь ближайший водочный магазин?

— Так ведь до одиннадцати не продают, — несколько сконфуженно, как будто он сочинял эти правительственные постановления, ответил Чернухин.

— Ты расскажи мне — где? — не унимался Мелехин.

Игорь Андреевич рассказал ему — где!

Через несколько минут Павел стоял у прилавка овощного магазина. Бакалейный отдел, естественно, не работал. Вид у Павла был далеко не респектабелен: не выспавшийся, с похмелья, да еще небритый.

— Что Вам надо? — спросила молоденькая продавщица.

— Я — поэт, и мне нужна водка, — ответил он.

— Какой ты поэт? — недоверчиво и уже несколько грубовато «отшила» его продавщица. — Приходи в одиннадцать…

— Посмотрите, вот мой документ, — протянул Павел продавщице свой изрядно потрепанный писательский билет.

— Небось, украл у кого-нибудь? — буркнула та и отошла в сторону.

— А если не верите, тогда я стихи читать буду, — весело сказал Мелехин и приступил к делу.

Тут же вокруг его собралась толпа покупателей. Стихи Мелехина слушателям явно нравились и они даже аплодировали ему.

На шум в торговом зале вышла воинственная заведующая магазином:

— Что здесь происходит?

— Да вот пришел какой-то, говорит, что поэт, стихи вон читает, — ответила перепуганная продавщица.

— А что ему надо? — настороженно поинтересовалась заведующая.

— Просил водку продать, а я ему отказала…

А Павел в это время продолжал читать стихи, собирая вокруг себя все больше и больше слушателей.

Заведующая магазином оценивающим взглядом посмотрела на Мелехина, затем на толпу слушателей и сказала продавщице:

— Продай ему водку и пускай идет с Богом. А то мы с ним горя не оберемся…

Домой к Чернухину Павел Мелехин вернулся победителем.

 

СЛАВА ТЕБЯ ПОТУШИТ

 

Поздравляли поэта Василия Лиманского с приемом в Союз писателей. Друже­ское застолье было шумным, веселым, доброжелательным. Собратья по перу в своих поздравлениях и пожеланиях изощрялись, как могли: кто шутил прозой, кто каламбурил в стихах.

Среди поздравлявших был и супруг поэтессы Людмилы Брагиной, майор внутренней службы, начальник пожарной инспекции УВД Вячеслав Брагин. Когда очередь поздравлять «именинника» дошла до него, Слава встал и безо всяких вы­крутасов сказал:

— Желаю тебе, Вася, стать известным поэтом и в своем творчестве всегда гореть, а не тлеть!

— Во-во! А Слава тебя потушит, — добавила весело Люда.