РЕБРО

 

Судьба не раз брала за горло

И вот опять к стене приперла,

К беленой известью стене.

На живодерне операций,

Где бесполезно препираться,

Где столько претерпел я, братцы!

Где можно дуба дать вполне.

 

В линялых рубищах клейменых,

Подобных робам заключенных,

Похожие, как близнецы,

На жизнь глядящие понуро,

Кто в кресле давится микстурой,

Кто на кушетке в процедурной —

Бескровные, как мертвецы.

 

Больничной скуки украшенье —

Родными хворых посещенье

В лимите выходного дня.

В такие дни, забыв о сваре,

Вся тварь кучкуется по паре,

И каждый хворый отоварен.

Но нету пары у меня.

 

Мне присно выпало говенье

И в будний день и в воскресенье.

От Вознесенья до Успенья —

Перловка. Ем ее с трудом.

Мое истерзанное тело.

Неужто ты его хотела,

Наш двор искрился серебром,

И ты была моим ребром?

 

Теперь, когда мое ребро

Другое обживает тело,

Зарубцевалось, заросло,

Но в бок скребется то и дело…

 

ЛИМОННИК

 

Уйма вокруг клыкастых и саблезубых!

Я же сородич вьючных и травоядных,

Их простодушных лиц, перебранок грубых,

Чернорабочих спин, демонстраций стадных.

 

Вот они, мы, — бухаем днесь в чебуречной.

И, доложу вам, это не худший отдых.

В кружки разлит лимонник — экстракт аптечный,

Мастью, что твой коньяк, крутой, пятизвездный.

 

Стоит копейки, а веселит и греет,

Вроде бухла изрядного пышных пиршеств.

И философствует дворник: — гляди ширее.

Жисть, не в примеры, стала вольней и ширше.

 

Только средь травоядных я выхожу из комы.

Мы поминаем павших в конфликтных зонах.

Зрит на майдан Бандера со всех балконов.

Тленом шибает в нос от героев оных.

 

Пир в чебуречной иссяк, как экстракт аптечный.

Цены взбесились; укры бомбят шахтеров.

Мир вам, Донбасс увечный, Луганск калечный,

Жертвы заокеанских ястребов-дирижеров.

 

Вящим старанием нациков саблезубых

«Волчий крюк» украшает любой подоконник;

Жизнь в городах донецких пошла на убыль.

За упокой их пьют простецы лимонник.

 

В ЭВАКУАЦИИ

 

Я был довольно искушенным

По части добыванья пищи:

Хрумтел кузнечиком сушеным,

Копал солодки корневище.

 

Случалось, ел собак и кошек

И яйца крал из птичьих кладок.

Мы здесь спасались от бомбежек,

И этим нам Урал был сладок.

 

Бескормные четыре года…

Зато ни слежек, ни доносов.

Терпи, сураз врага народа —

Голодный, тощий недопесок.

 

* * *

 

Я — почвенник. Куда ж мне, как не в почву!

Когда Господь на мне поставит точку,

И, если Он не дарует отсрочку,

Земля пожрет изношенную плоть;

 

Душа взлетит, покинув оболочку,

В слои, куда укажет ей Господь,

Оставив оттиск в памяти живущих.

Не всем достанет места в райских кущах,

Пространства безмятежного ломоть.

 

Душе скитаться в космосе не гоже.

Дай ей приют в небесных кущах, Боже,

У ног Твоих, в собачьей будке хоть.

 

Взращенная людьми на оплеухах,

Вполглаза глядя, слушая вполуха,

Куда ты полетела? — там же ад!

Держи правей, где Божий вертоград.

И, если в нем придешься ко двору,

Тебя признает страж: Могутин ru.

Се будет знак, что весь я не умру.

 

* * *

 

Пахнут навозом коровьи следы;

С хором лягушек цикады на «ты»;

В гнездах — птенцов ненасытные рты;

Бык дегустирует воду.

 

В кронах судачат с акцентом скворцы.

Скоро на крылья станут птенцы.

Пчелы в цветы запускают шприцы

И возвращаются с медом.

 

Стонет кукушка, о детях скорбя,

Козы пасутся, кусты теребя.

Бог создавал эту землю, любя. —

В ней ни притворства, ни фальши.

 

Кто через поле шагает? Пророк?

Кто там, у мельницы? Хлебников? Блок?

Ноздри щекочет кизячный дымок.

Жизнь продолжается дальше…

 


Юрий Николаевич Могутин родился в 1937 году в городе Москве. Окончил историко-филологический факультет Волгоградского педагогического института, Высшие литературные курсы при Литературном институте им. А.М. Горького. Работал учителем, журналистом. Автор многих книг стихов и прозы, публикаций в центральной и региональной печати. Лауреат Горьковской литературной премии. Член Союза писателей России. Живет в Москве.