Работать с Сергеем Киселевым, впрочем, как и со всяким творцом, сложно. Но судьбе я премного благодарен, что журналистская работа в свое время свела меня именно с этим фотомастером. Любая командировка с ним (впрочем, не буду обижать и других моих друзей-фотохудожников и репортеров — Анатолия Костина, Михаила Вязового, Николая Стребкова, Михаила Рогозина…) — это добрые истории, оставшиеся в памяти. А еще — газетные страницы с их шедевральными клише. Читатель всегда пробегает взглядом по тем самым снимкам — если снимок обратил на себя внимание, значит, надо и текст, расположенный рядом, прочитать. Именно с газетных полос вошли в историю фотографии, характеризующие и эпоху, и мастера, запечатлевшего время с его замечательными людьми.

С возрастом к каждому из мастеров-фотохудожников приходит особое профессиональное испытание — желание издать свой творческий альбом. Тут и открытие — возможность показать себя всесторонне, как можно объемнее. И свобода — ни редактора, ни ответственного секретаря — сам себе хозяин. Надо признать: вы помните отдельные снимки, а вот много ли сохранилось в памяти отдельных фотоальбомов? Разумеется, ценнейшие — с единением слова и фотографии — у Василия Пескова, Юрия Роста, Павла Кривцова о Пушкиногорье и «святой Руси». Что ни альбом, то настоящий шедевр у оренбургского фотохудожника Сергея Жданова с его философской простотой размышления о Шолохове, казачьем Доне, заповедных местах. Многого не успел пишущий фотомастер из Каменной Степи ученый Борис Скачков, оставивший фотоработы, отлично гармонирующие с текстом. Его учитель Леонид Семаго сам редко снимал, но с великим пониманием относился к тому, как на его слово будут работать снимки известных мастеров.

Мы с Сергеем Киселевым загубили немало хороших начинаний. Наши общие идеи — «Легенды Воронежа», «На круге жизни», «Я с этими людьми»… Сергей Васильевич — прекрасный дизайнер, в его верстке книги чуть ли не идеальны. Но вдруг в последний момент — откуда появился этот снимок, этот? Какое отношение имеют к заданной идее? «Ну, согласись, что фотография-то хорошая!» Дальше начинается жесткое давление, взрываешься, бросаешь все начатое, обязуешься дальше с ним никогда не связываться… Ох, эти нервы с гордыней! Прощаешь все, да и он, кажется, все понял и простил…

На днях душа получила праздник! Мне в подарок от Киселева — большим форматом и весом килограмма в четыре собрание того, что «до него никто никогда не делал». Раздел «Мой Воронеж» просто завораживает — любимый нами Воронеж подан таким образом, что любовь к родному дому становится созвучна музыке небесной. На глянцевых листах памятник Петру Первому в какой-то фантастической красе. В подобном стиле — памятники святителю Митрофану, первому десанту ВДВ, Белому Биму Гавриила Троепольского. Уродливый и жирноватый Высоцкий, так не похожий на себя, с которым перекликается весьма неудачное воронежское изваяние Мандельштама… Но автор как бы говорит зрителю: такого нет в натуре, но есть в моем осмыслении, а ты думай, что хочешь, но это я все таким увидел и создал…

Чудны, возвышенны в своей молитвенности «ангелы» утреннего Первомайского сквера. «Белые одежды» собора только подчеркивают торжественность жизни. Киселев трепетно относится к городской истории. Ее охраняют по-киселевски оживленные памятники Кольцову, Никитину. О ней напоминают почти уничтоженные в городе следы былого — фрески, объемная лепнина на зданиях, изменивших лицо с пришествием нового строя. Мятежный Платонов противостоит смиренному, но заслонившему собою солнечный свет «черному» Ленину. Говорящие аллегории на каждом шагу.

По-особому относится фотохудожник к памяти о тех, кто погиб под Воронежем, задержав прорыв фашистов к Сталинграду. Изумительна в альбоме портретная галерея. Без слов многое расскажут портреты Л. Семаго, «Памяти режиссера Воронежского театра кукол «Шут» Валерия Вольховского», художников В. Криворучко, И. Финочкина, А. Ечеина, А. Аникеева, одного из представителей легендарной советской разведки Юрия Линова…

Но вдруг «спотыкаешься» на одной знакомой личности… Кто он? Как понять суть, «высказанную» в снимке? Герой на фоне красного знамени, но рядом и купол храма… Коммунисты скажут, что давно он уже не из их клана, православные тоже кое-чему удивятся… Придумка, монтаж… Пыл первоначального восторга охлажден. Начинаешь верить — не верить фотомастеру… Дескать, это ж как надо лечь на землю и сколько лежать, чтобы поймать момент, когда над бюстом Алексея Кольцова появится в чистейшей сини неба клин перелетных журавлей?! Но ведь Кольцов в сквере его имени в таком сплетении ветвей деревьев, что небо здесь «малое», в овчинку кажется, загороженное строениями, опорами электроосвещения… При чем здесь, в принципе, неплохой портрет журналиста? И понимаешь: все дело в «находке», которая осенила мастера, и он в черно-белом снимке «зажег» живой огонек тлеющей сигареты… Мастерство фотошопа многое перечеркивает… Истинная фотография пытается превзойти мастерство художника… Но стран­но и необъяснимо: художник кистью не всегда точно передает тот или иной объект, но с годами его полотно все больше проявляет свою ценность… Не прибегал к изощрениям — душу вкладывал в изображение того, что видел. Мастерство владения компьютером коварно и мстительно…

Прекрасны репортажные сценки города, живущего разнообразной жизнью от рассвета до глубоких сумерек…

Цикл «Мы этой памяти верны»… Просто здорово! Сергей Васильевич за­хватывает наши сердца диптихом «Куликово поле». Со слезами на глазах, с великой гордостью и благодарностью мы идем за ним по окопам бывшей войны, по дворам вдов, воспитавших в детях святую память об их отцах. Курская битва (снимок-символ «Встреча с историей»), сражение под Прохоровкой — на одном Поле сражения представлена роль России в многократном спасении Европы от многочисленных орд, стремившихся весь мир повергнуть в раб­ское подчинение.

Верно и символично — рядом Звезды Героев Советского Союза и Звезды Героев Социалистического Труда. Как воспоминание о «вечной весне», доставшейся грядущим поколениям, — лики Василия Карповича, бабы Груни, регулировщицы Марии Шальневой — они пахали, строили, сражались во имя нашей жизни. В итоге — победили. Позор, беда и всенародное обнищание — «перестройка». Но посмотрите, кто пришел по-настоящему властвовать над нашими душами и сердцами — «Бессмертный полк». Внуки с портретами своих дедов, бабушек — это не парад праздника, а шествие памяти — «Вставай, страна огромная!..»

«Черно-белая правда». Давняя и сокровенная мечта Сергея Киселева — показать, чем жила и живет Россия. Здесь и развеселый гармонист, и рухнувшая колокольня храма, и «последний кулак» Василий Назаров, и архитектор Анатолий Федорец, и уход от нас Гавриила Троепольского, и «сирота России», и бабье лето, и слесарь дядя Жора, и первая молитва…

«Круговорот» — раздел видения Природы человеком с фотоаппаратом. Вот здесь почему-то не замечается даже, что мастер дома возвращается к компьютеру. Не нарушена гармония в «Предновогодье», в «Половодье», в «Цветении» и «Горах Абхазии», в «Предзимье» и «Зимней акварели», в «Метели», что по Пушкину… Но азарт удачи именно в этом цикле более всего подводит Сергея Васильевича — в «сказках льда», во всевозможных корягах, лужах он видит то, чего не видим мы. А чтобы увидели, подправляет мастер­ски — и появляются «мефистофели», образы великих писателей…

…Вдруг узнаю — подаренный мне экземпляр и есть самый настоящий Киселев. Такой, каким он сам себя сделал и каким его должен видеть мир. Альбом Сергея Киселева «Дорога мастера», лауреата многочисленных премий, был выпущен управлением Юго-Восточной железной дороги по инициативе его начальника А.И. Володько. Редакторы были строги и объективны. Надеюсь, работы Сергея Васильевича Киселева, представленные в нынешней журнальной вкладке, расскажут о нем намного больше и объективнее, чем я. Тут уж точно: лучше один раз увидеть.